Длинна дороги
Я помню, очень давно я встретил впервые эту прекрасную маленькую
девочку. Она жила в нашем с Другом доме. Гуляла в нашем с ним
дворе. Мы все вместе учились в школе. Я дарил ей подарки на восьмое
марта, смущаясь, стараясь не смотреть в ее светлые как небо глаза.
Она, застенчиво улыбаясь дарила мне открытки на 23 февраля, подписанные
ее твердым и крупным детским подчерком. Я ходил к ней на дни рождения,
она часто звонила мне.
Мы были друзьями.
Смейтесь если смешно, это было именно так. Она всегда была жизнерадостной
и веселой. И, наверное, поэтому она всегда очень нравилась мне.
Каким тогда был для нее я мне не известно. Я не успел спросить.
Шло время, мы как-то слишком быстро выросли, и все для нас стало
другим. Я помню ее на нашем выпускном балу. Ее полные света и
радости глаза, ее улыбку, смех. Ее единогласно выбрали Королевой
Бала. Красоту, скрывающуюся в сердце невозможно спрятать, а глаза
людей очень трудно обмануть.
Мы окончили школу, наши дороги разошлись. Но мы продолжали звонить
друг другу, иногда встречались, делиться тем что радовало и наболело,
мы делали это без стеснения, мы всегда слишком хорошо понимали
друг друга. И хотя мы довольно редко виделись, эти чувства не
изменялись, они всегда жили внутри нас.
Именно потому я знаю, как все это началось.
Тот что был с ней рядом тогда сказал ей однажды, словно между
делом.
- Кать мы тут с Андреем тебе привезли немного. Везли через весь
город, попробовать не хочешь?
- Я не знаю, о чем она думала в тот момент, знаю только, что она
спросила у него в ответ:
- Покажите-ка мне, как вы это нюхаете.
И Катя попробовала.
Мир вокруг приобрел другие краски, все стало другим. Человеку,
не касавшемуся его, этого никогда не понять. Объяснять это бесполезно,
все равно, что пытаться объяснит камню, что у него есть душа.
Что он живой, что он умеет летать. Я встретился с ней в то время
всего один раз. Я не сразу заметил ту сильную перемену которая
произошла, хотя, я разумеется все знал. У того с кем она жила,
не было проблем с тем, чтоб достать. Что-то было тогда в ее выцветших
усталых глазах, точнее говоря чего-то уже не было. Я вспомнил,
какой она была раньше до того как все это началось, как она выглядела,
когда была счастлива. И понял, что в ее глазах стало пусто, там
ничего не осталось.
А значит стало пусто в душе. Это нельзя увидеть, но почувствовать
можно всегда. Никто не отнимал у нее счастья, никто не делал ее
жизнь хуже, никто не издевался над ней. В той пустоте, что воцарилась
внутри нее, тогда не был виноват наркотик. Не были виноваты те
люди, которые были с ней рядом, ни те кого рядом не было. Она
была виновата во всем сама, и она прекрасно это понимала. Глаза
ее погасли. Так гасли иногда жаркие и полные радости, летние дни
детства.
Через пол года после той нашей встречи, Кати не стало.
Я помню, мы с Другом стояли в ее комнате во время поминок и смотрели
на ее портрет, на стене. Его нарисовал я довольно давно, а он
его подписал, и мы вместе подарили его ей. Мы стояли очень долго,
не знаю, почему в рисунке нет, и не было ничего особенного. Потом
Друг вздохнул и взглянув на меня сказал, слова смысл которых я
не смог тогда понять. Он показал пальцами что-то сравнительно
небольшое, как коробок спичек, и грустно произнес.
- Длинна дороги.
Потом, покачав головой, отвернулся и снова молча стал смотреть
на ее портрет…
Предел понимания
Хвала Господу Богу, я умею рисовать. Причем неплохо,
все-таки не зря пять лет меня учили. Вот нарисовал твое лицо. Теперь
мне только это и осталось. Хотя почему теперь нет вообще, только
это у меня и есть. Я повесил его напротив дивана, телевизор я давно
выкинул. Вранья, там много, не по теме. Уставать я от этого стал,
знаешь ли. Я смотрю на твое лицо. Самое красивое на свете, на твои
большие карие глаза, чувственный рот идеально правильные и при этом
оригинальные черты. Самые дорогие для меня, тяжелые и густые черные
как воронье крыло волосы.
Да такой ты и была, и будешь, именно такой. Я такое тебя знал всегда.
У меня много чего есть на самом деле. Вот деньги, их у меня много,
но тратить их уже не на что. Да и ни к чему. Вот если б ты могла
быть рядом, я бы тратил их на тебя.
Но тебя нет.
Когда я смотрю на твой портрет, обычно в руках у меня стакан. Это
что еще такое, слезы что ли. Нет, настоящие мужчины не плачут. Мне
так отец говорил, а я настоящий мужчина, наверное. Зря он меня плакать
отучил. Иногда хочется и даже очень.
Дома тихо. Тихо потому что нет никого. Я один. Совсем. Странно,
я всю жизнь стремился к этому. Потому что достали все меня, очень.
Кроме тебя конечно. Ты всегда понимала меня, только ты одна. Никогда
не обманывала, всегда ждала, верила в меня. Без тебя я бы не смог
сделать всего что сделал. Теперь это все оказалось никому не нужным,
потому что пусто вокруг.
При мысли о тебе где-то глубоко в груди раньше у меня разливалось
приятное тепло, которое согревало, помогало жить, бороться идти
дальше. Но теперь все, огонь погас. Тебя нет. Но ничего, скоро мы
будем вместе, это точно. Я даже знаю как. Вчера купил пистолет,
сказал чтоб дом охранять, страшно, мол, одному в таком большом доме.
На самом деле мне не страшно, одиноко очень. И я купил его для того
чтобы размозжить себе башку. Осталось написать только это последнее
письмо, тебе. Правда, не знаю куда посылать. Скорее всего, отправлю
Другу, но с задержкой. Он у меня первый после тебя, конечно. Когда
эта мысль пришла мне в голову впервые, я легко отмахнул ее как что-то
ужасное, но сейчас, я думаю так только так я спасусь. Всю свою жизнь
мне никто не был нужен. У меня была ты и Друг, я думал только о
тебе, я знал, все будет хорошо, и все было хорошо до сего дня. Когда
я окончательно понял, что тебя нет. И знаешь самое страшное не в
том, что тебя нет рядом. Если бы Бог отнял тебя у меня, я бы сошел
с ума от горя, но всегда бы помнил тебя, приходил бы на твою могилу,
пил бы водку, разговаривал с тобой, и мне бы становилось лучше.
Но тебя нет рядом, потому что тебя вообще нет, и не было никогда,
тебя рядом нет, потому что я придумал тебя, очень давно. Я наконец
то понял это и чуть не сошел с ума.
Где же ты? Где? Нет тебя, а значит, ничего нет… Ладно пора мне,
поздно уже….
38 часов
Здравствуй, Друг. Надеюсь, ты еще не особо ошалел
от той жизни, которую ведешь, там у себя. Это означает, что я надеюсь
на то, что ты по-прежнему все так же пьешь водку и любишь своих
женщин, как и прежде.… Если так то мы с тобой заняты одним и тем
же и это радует. Ты просил рассказать про мое лето, что ж я попробую.
Тут у меня не Родина, но все равно - здорово. Кстати немного напрягся
и купил себе машину, тридцать семь тысяч марок. Ладно, это разговор
не по теме.
Лето. Эх. Лето прекрасная пора, пора новых знакомств и встреч. Пора
тепла и любви. Пора легкой грусти, красоты, теплых вечеров и потрясающих
летних закатов. Запах прохлады и цветов - всегда сладкий дар после
жаркого летнего дня. Легкий вкус сигары на кончике языка, полумрак,
голоса друзей, нежный женский смех… Терпкий вкус Ирландского виски,
жгучий чистой Финской водки, теплый и мягкий вкус коньяка. По вечерам
сухая и жгучая «маришка», потом прогулки по теплым улицам спокойного
города, улыбки, веселье, ночные клубы, бары сизый дым табака.
Потом еще нежные и мягкие женские руки, губы, запах, едва уловимый
сладковатый запах духов, пробуждающий желание. Покой и мятеж в душе,
острое чувство красоты через все что окружает.
Порой еще бывает дорога. Друзья, ровное и гладкое бетонное шоссе,
ожидание встречи с чудом и счастьем еще большим, чем уже владеешь.
Паром, соленый морской воздух, темнота, огни кают, двери. Черт,
хорошая штука - жизнь. Самое хорошее лето в моей жизни поверь уж.
Возможно последнее. Приезжай скорее мне тебя не хватает. Бросай
все и приезжай. Счастьем надо уметь делится, и я умею, я поделюсь.
Приезжай, пожалуйста. Жду с нетерпением.
Вот таким было последнее письмо моего друга. Последнее
что я от него видел. Через 38 часов, после того как он отправил
его мне, он покончил с собой…
|
